Он кивнул, явно удивленный тем, что «султанша» в курсе. Ага, спасибо маме, об этом она помнила.
– Триста сорок.
– Если ты согласишься служить мне, под твоей рукой будет меньше. Скажем, двадцать. Но зато те, кого ты отберешь сам.
Он снова бухнулся на колени.
– Светлейшая госпожа!
Она зло усмехнулась.
– Я же уже сказала: поднимись. Если ты согласишься служить мне, у меня будет только одно условие: никогда не ползать передо мной на коленях. Ты ведь человек, а не уж!
Неожиданно глаза его стали большими, как блюдца.
Она не поняла причины удивления, а он, поднимаясь с коленей, пояснил свое удивление:
– Вспомнил! Я вспомнил! Уж!
– Что – уж?
Ей почему-то стало смешно. Рот сам собой растянулся до ушей.
Янычар мялся.
– Говори.
– Вспомнил, что, когда был малой – мы с мальчишками с крутогора ужа запускали. За хвост раскручивали и запускали. Но вы не бойтесь, он не убился! Он в речку упал!
А Хасан-то, похоже, совсем мальчишка. Едва ли старше ее самой.
– Сколько тебе лет, Хасан?
– Двадцать два!
И – гордо выпяченная грудь. Нет, все же постарше будет, ей вроде как двадцать.
– Будешь служить мне, Хасан?
Ответ прочла в глазах. Для нее – уроженки примерно тех же мест, откуда был и он сам, – сделает все, что она повелит. А уж если попросит…
– Не бойся, султан позволит.
А может, прежде чем разбрасываться такими заявлениями, следовало бы и в самом деле сперва поговорить с мужем?
Хотя Хасан, похоже, готов служить, даже если Сулейман не даст своего соизволения. Что же, она для него – наделенная властью соплеменница, которая может сделать хоть что-то, чтобы изменить судьбу других детей, которых, как и Хасана в свое время, ждет разлука с родными ради того, чтобы самая верная, самая отчаянная часть султанского войска получила новых бойцов.
– Подберешь для начала десятерых. Самых…
Ага, конечно, хотелось бы сказать: «самых умных», «самых смелых», «самых лучших воинов», но…
– Тех, кому ты сможешь довериться полностью. Как себе самому. Есть такие?
– Есть, пресветлая госпожа.
– Ступай. Я поговорю с мужем, и он вызовет тебя к себе.
Сулеймана, к ее удивлению, даже уговаривать не пришлось.
– Разумное решение, – одобрил он. – Если я прошу у тебя совета, я хочу быть уверенным в том, что ты понимаешь, что именно советуешь мне.
Тогда бы почему ему самому не рассказывать ей все?
Хлесткое замечание вертелось на языке, но Хюррем проглотила его и тут же порадовалась: поняла. Если все новости она будет узнавать лишь в мужнином пересказе – стало быть, будет глядеть на события именно его глазами. А ему нужно другое мнение.
А ведь она недооценивала его! До сих пор, зная, как ей казалось, как облупленного, даже предположить не могла, что он настолько предусмотрителен.
К тому же лишний источник информации – это тоже всегда только дополнительный плюс.
Она от души чмокнула мужа в щеку.
Он грустно усмехнулся:
– После болезни ты целуешь меня в первый раз.
Не может быть! Хотя…
– Это потому, что ты до сих пор не выполнил мою просьбу! – отшутилась она. – А обещал, что выполнишь!
– Замужество Хатидже? – Он и впрямь понимал ее с полуслова. – Только скажи, когда у тебя будут силы присутствовать на празднике, и он немедленно состоится.
– У меня есть силы, мой повелитель.
А если и нет, то отъезд Хатидже-султан придаст их Хюррем.
Он кивнул.
– Так и будет, моя радость. Отъезд Хатидже вернет тебе силы.
Хюррем похолодела. Она что, начала думать вслух?!
Султан погладил ее по голове; рука дрожала.
– Лекарь сказал мне, что твое самочувствие, возможно, было связно с тем, что тебе подмешивали яд.
За эти годы не только Сулейман – она тоже научилась понимать мужа с полунамека. Стало быть, он считает, что к ее возможному отравлению причастна Хатидже-султан. Но ничего не может поделать: она ведь сестра ему, и если благодаря «козням рыжей славянской ведьмы» султан начнет карать своих родственников – ему не усидеть на троне. Защищая Хатидже, он на самом деле защищал ее, Хюррем, и их детей.
– Знаешь что? – задумчиво сказала она. – Я хочу, чтобы у нас был еще один сын. И чтобы он был похож на тебя.
А и вправду – впервые она на самом деле хотела ребенка. В первый раз – как-то получилось… само собой; во второй – понимала, что появление еще одного наследника упрочит ее положение, только вот вместо наследника родилась малышка Михримах. А сейчас – сейчас она хотела повторить Сулеймана.
Пожалуй, единственное, о чем она не подумала, – так это о том, что Сулейман возьмется претворять в жизнь ее желание сразу же, как только услышит.
Свадьба Хатидже и Великого визиря Ибрагима состоялась через две недели. Хюррем уже знала, что вновь беременна. Еще не было никаких признаков, по которым это можно было бы установить наверняка, но – знала. Ей даже казалось, что она почувствовала сразу, когда все получилось.
И мысль о том, что через какие-нибудь девять месяцев ей снова предстоит стать матерью, настолько согревала ее, что она смотрела на Ибрагима без всегдашней неприязни. И даже посочувствовала ему: уж слишком натужно веселым и чрезмерно счастливым он выглядел, чтобы можно было заподозрить, что визирь и в самом деле рад породниться с султаном, а по совместительству – еще и своим лучшим другом. Наверное, полюбил какую-то другую девушку, но султан повелел «породниться», а султанам не отказывают.
Она сидела рядом с мужем, на резном неудобном стуле, под пышным балдахином, и, благосклонно улыбаясь, взирала на султанскую сестру, по приказу которой – может быть! – ей, Хюррем, подсыпали в еду яд и которая (вот в этом уже не было никаких сомнений) с удовольствием собственноручно затянула бы шелковый шнурок на тонкой шейке ненавидимой ею жены брата.