Зовите меня Роксолана. Пленница Великолепного века - Страница 51

Нет, его спрашивать нельзя. Даже если бы она поинтересовалась личностью посла без всякой задней мысли, этот все равно извратит и преподнесет Сулейману в таком виде, в каком выгодно ему.

Почему-то вспомнился фильм «Иван Васильевич меняет профессию»: «Очень приятно, царь». Ходить и спрашивать: «Скажите, пожалуйста, вы, случайно, не посол?» – что ли?

Решение пришло неожиданное – и на первый взгляд, странное. Впрочем, странным оно было и на второй взгляд, но в этот раз она действовала под велением порыва; голова к этому поступку никакого отношения не имела.

Она подскочила к музыкантам, которые играли что-то достаточно спокойное, и велела играть тарантеллу. Любую.

Музыканты покосились на хозяина – того самого толстяка в синей носатой маске. Они, в отличие от гостей, не знали, с кем именно имеют дело, а танец все-таки для вечеринки такого рода был не слишком приличным.

Музыканты заиграли; Хюррем, чувствуя себя и в самом деле Коломбиной, милой проказницей, несколько более игривой, чем позволительно в серьезном обществе, подбежала к «синему» и, схватив его за руку, потащила в центр залы.

Плясал венецианец самозабвенно, вес ему совсем не мешал, и, если честно, двигался он куда лучше, чем сама Хюррем.

Постепенно к танцу присоединились и другие. То ли их захватило веселье, то ли – хотели угодить супруге человека, в чьей стране сейчас находились, кто знает…

Когда количество пляшущих стало достаточно большим, она, стдувая с лица пряди волос, сообщила своему партнеру, что устала.

– По вам совершенно и не видно, – польстил тот. – Это я, старик, запыхался, а такая молоденькая девчушка, как вы… Ни за что не поверю!

– А может быть, я не такая уж и молоденькая! – со смехом ответила она. – Ведь вы не видите моего лица под маской!

– Того, что я вижу, достаточно, чтобы понять, что вы молоды и прелестны, синьорина!

Польстил, конечно, но – все равно приятно.

– А вы молоды душой, синьор, что куда важнее!

Партнер поцеловал ей руку; в этот момент музыка окончилась, и он поспешил откланяться.

Сулейман не танцевал; но, к счастью, и не приревновал ее. Вообще он был в благодушном настроении. В настолько благодушном, что принялся разъяснять жене, кто из гостей кем является.

Четвертым оказался венецианский посланник – новый, еще не предъявивший Сулейману свои верительные грамоты. Тот самый наглец, который решил сделать комплимент ее ножкам.

Что же, тем хуже для него.

– А откуда ты знаешь? Ну, если он еще верительные грамоты не вручал?

– Ибрагим сказал, пять минут назад.

Ибрагим? Как удачно.

А вот инцидент с ногами – не к месту. Если Сулейману донесут – а ему донесут без всяких «если», тот же Ибрагим, к примеру, – то не поздоровится и посланнику, и ей самой. А ухудшение отношений с посланником может спровоцировать ухудшение отношений и со всей республикой.

– Пойду пообщаюсь с Ибрагимом. Может быть, он расскажет о новом посланнике что-нибудь интересное, – Сулейман поднялся. – А ты? Посидишь здесь?

– Нет, – она чуть не сказала «пойду потусуюсь», – пойду тоже общаться. Здесь так здорово!

Господи, да сегодня просто праздник какой-то! Удача за удачей!

– Простите, прекрасная синьора, мой язык – враг мой; но какой настоящий мужчина удержится от комплимента, видя такие ноги? Еще раз приношу свои глубочайшие извинения, прелестная синьора, и выражаю свое искреннее восхищение вашей дивной красотой!

Не тонко. Тем более – для дипломата. Какое «восхищение красотой», скажите на милость? Да еще и искреннее! Лица ее он не видит; фигура? В Венеции в моде сейчас совсем другие формы. Подхалимаж чистой воды.

– Я прощаю вас, – произнесла она важно. – В противном случае вам пришлось бы иметь дело с моим защитником.

Пускай пытается разобраться – пошутила она или говорит серьезно.

– И кто же является защитником столь молодой и столь прелестной особы?

– Грозный пират Баба Арудж, повелитель Алжира.

– О! – Посланник поклонился с завидной грацией. – Имея такого покровителя…

– Да, я счастлива иметь такого покровителя, – резко ответила она. Посланник ей не нравился, и если бы не задуманная миссия – она бы с ним больше ни слова не сказала. Поинтересоваться, что ли, куда предыдущий посланник подевался? Хотя, может, тот такой же был. Хитрый тип. С таким следует держать ухо востро. И «нетонкий» комплимент по поводу ее внешности, возможно, являлся продуманным дипломатическим ходом.

– Великий Баба Арудж – величайший пират нашего века!

А вот это уже намек тонкий: дескать, передай своему мужу, что я считаю его великим правителем. Нет, миленький, султану ты будешь говорить все сам, а верить твоим словам или нет – уже личное дело Сулеймана.

– Алжирские пираты вызывают искреннее восхищение своими смелостью и безрассудством, но горе тому, кто попадет в их руки!

– Есть и другие пираты, к которым тоже лучше не попадать, – закинула она пробный камень.

– Ко всем пиратам лучше не попадать, синьора! Особенно хорошеньким молодым женщинам!

Она поморщилась. Задолбал он уже с этими «хорошенькими молодыми женщинами».

Посланник моментально уловил ее настроение.

– Позвольте налить вам вина?

– Я мусульманка. Нам запретны все опьяняющие напитки.

– Вы мусульманка?!

Актер из него никакой.

– Я думаю, вы прекрасно знаете, кто я. И вам, как дипломату, следовало бы вести себя… потоньше.

Она развернулась и направилась в сторону мужа. Сулейман оживленно обсуждал что-то с Ибрагимом и толстым хозяином дома.

Потоньше, тонкий… Прицепилось же слово! И вела она себя, ну, прямо сказать, просто неразумно. Недипломатично. Политик! Пока ты не перестанешь руководствоваться одними эмоциями, Роксолана-Хюррем, ничего тебе не добиться!